Парадиз–сити - Страница 89

Ло Манто толкнул дверь посильнее и повел Дженнифер в конец коридора, к не менее старому и скрипучему лифту.

— Надеюсь, ты не боишься собак, — обронил он, оставив ее вопрос без внимания. — Мо — человек дружелюбный, во всяком случае, становится таким, когда поближе с ним познакомишься. А вот Малыш Мо — это совсем другая история. Этой псине непременно надо, чтобы ее любили и уважали. И если у него складывается впечатление, что ему недостает любви или уважения, он становится невыносим.

— Как же тебе удается с ним ладить? — удивилась Дженнифер, ступая внутрь зыбкой кабины лифта, когда Ло Манто уже нажимал на кнопку шестого этажа.

Он вытащил из кармана пакетик с сухариками для собак.

— Любит он меня, — пояснил Ло Манто. — Этого мне удалось добиться с помощью регулярных взяток.

Дверь лифта со стуком захлопнулась, и остаток пути два детектива проехали в молчании.

*** * ***

Слепой Мо Равный был когда–то «королем черного тотализатора» в Восточном Бронксе, причем просидел на троне более сорока лет. В этот район его возили на работу дважды в день: рано утром — собирать ставки, и после последних скачек, на закате, — за выручкой. Годы сделали свое дело — старые кости просили покоя, и основную часть связанной с беготней работы букмекер перепоручил команде своих «шестерок». После долгого дня, в течение которого нужно было собрать ставки, а потом расплатиться с выигравшими и полицией, слепого Мо Равини везли обратно в его гарлемский офис, где он проводил еще несколько часов, обзванивая своих боссов и отчитываясь об итогах дня. О его личной жизни было известно мало. Разве только то, что у него были жена и сын, которые жили на ферме, купленной им где–то в штате Джорджия. Еще меньше знали о его молодости и о том, как он прибрал к рукам незаконный игорный бизнес в трех из пяти основных районов Нью—Йорка. В один прекрасный день он просто взял да и объявился здесь, словно выпал из густого облака, — высокий и крепкий молодой человек, слепой от рождения, единственный сын чернокожей уборщицы и белого бухгалтера каморры. Слепого Мо было легко узнать по неизменной посеребренной трости, которой он ощупывал дорогу, и мордатому британскому бульдогу, который был скорее не поводырем, а бдительным дозорным. Слепой редко говорил, и никто в районах, где Мо вел свои дела, ни разу не видел, как он ест. Куда бы ни направлялся этот человек, за ним следовал большой седан с водителем — Черным Джеком по фамилии Керри. Стоило лишь крикнуть, и машина тотчас оказывалась рядом.

Шофер, сосредоточенно крутивший «баранку», был столь же немногословен, как и его хозяин. Казалось, Слепого Мо интересует единственная вещь на свете — процесс азартной игры: ставка, действие, выигрыш.

Впервые Слепого Мо Ло Манто увидел, когда самому ему не было и семи лет. Тогда мать впервые доверила ему поставить заработанный за день доллар на ее счастливое число — «двести тринадцать». Ему навсегда врезался в память этот момент: вот он подает слепцу сложенную записку и шепчет цифру, в точности так, как велела мать, и осторожно кладет доллар на протянутую правую ладонь. В то первое утро Ло Манто наклонился, чтобы погладить по голове бульдога, и получил в ответ недовольное рычание.

— Повезло тебе, — сказал мальчишке Слепой Мо. — Скажи спасибо, что у Малыша Мо настроение хорошее. Попробовал бы ты сделать это завтра — остался бы не только без доллара, но и без пальца.

Ту же процедуру Ло Манто проделывал на протяжении последующих семи лет. Ставка никогда не превышала доллара, и число оставалось все тем же. Разговор длился не более минуты, бульдоги становились все злее. Однако Ло Манто потихоньку привык к этому и всегда с нетерпением спешил сделать ставку. Угол Восточной 238‑й улицы и Уайт—Плейнс–роуд стал для него обязательной остановкой на пути в школу. Слепой Мо нравился ему, а на рычание и лай собак, сменявшихся у его ноги, мальчик научился не обращать внимания.

Одним прекрасным весенним утром Ло Манто, возраст которого приближался уже к четырнадцати годам, сделал ставку и готов был завернуть за угол, чтобы не опоздать на первый урок. Именно тогда Слепой Мо заговорил с ним — во второй раз за все эти годы.

— Кофе любишь? — спросил он мальчика.

Ло Манто обернулся и посмотрел Слепому Мо в лицо.

— Да, — ответил он.

— Держи свой доллар, — сказал Мо. — А завтра приходи с двумя стаканами. Один — мне, другой — себе. Мне — побольше молока и четыре сахара. А себе — как хочешь. Но это только, если у тебя будет время и желание.

— Куплю по пути, — пообещал Ло Манто. — А собаке тоже чего–нибудь принести?

— Ничего ему не надо — он и так с утра бодренький, — проговорил Слепой Мо. — Воды из миски полакал, едой собачьей похрустел — и готов полностью. Это нам с тобой иной раз не помешает взбодриться.

На следующее утро Ло Манто вышел из дому на четверть часа раньше обычного, заскочил в «деликатеску» Дика, купил два стаканчика кофе и направился к углу, где в двух кварталах от продовольственной лавчонки торчал Слепой Мо. Стаканы немилосердно обжигали пальцы. Он остановился перед слепцом. Спущенный с поводка бульдог лакал холодную воду из большой синей миски, стоявшей справа от хозяина. Оставалось ждать, когда «король тотализатора» сам догадается о присутствии гостя.

— Прикажешь мне самому догадаться, какой кофе с сахаром? — спросил наконец Слепой Мо. — Или ты молчишь из деликатности — мол, оба стакана одинаковые?

— Вот этот — ваш, — протянул Ло Манто стаканчик, который держал в правой руке. — Я на всякий случай еще несколько пакетиков сахара прихватил, если вам вдруг захочется послаще.