— Откуда вы знаете, что у нее была пушка? — спросил парень. Любопытство заставило его на секунду забыть о страхе.
— Потому что, если бы ты отдал ей на пятьдесят тысяч дури не под дулом пистолета, а ради ее красивых глазок, тебе сейчас было бы совсем хреново.
— Это случилось, когда мы подошли к ее машине, — ответил парень, потея словно после шестичасового марафона. — Она приставила пистолет к моей спине, взяла сумку и бросила ее на заднее сиденье своей машины.
— Ты запомнил марку и модель? Может, хотя бы несколько цифр номера? Хоть что–нибудь, мать твою, чтобы я мог отыскать эту суку?
Молодой человек повесил голову на грудь.
— Извините, — промычал он, — я в тот момент ничего не соображал. Я не ожидал ничего такого, и она застала меня врасплох.
— Неудивительно, — проговорил Сильвестри. — Лучше бы я поручил это дело умственно отсталому из фильма «Человек дождя». Он хотя бы сумел бы запомнить номер ее машины.
— Не знаю, что сказать, — продолжал мямлить парень в ожидании неизбежной расплаты. — Я действительно облажался. Поверьте, такого больше не повторится.
— Это уж точно, Реймонд, — печально кивнул Сильвестри, — такого больше не повторится. По крайней мере с тобой.
Протянув руку, Сильвестри обнял юношу за хрупкие плечи и повлек в дальний угол стойла. Тот едва волочил ноги, цепляя носками кроссовок валявшиеся на полу комочки земли и пучки сена.
— Дай мне еще один шанс, Фрэнк! — молил парень. — Я не подведу тебя, клянусь!
— Зачем торопиться, — проговорил Сильвестри, вынимая из кармана пиджака нож с изогнутым шестидюймовым лезвием. — Сначала нужно довести до конца одну сделку и уж потом приниматься за другую.
— А что для этого нужно? — замирая, спросил Реймонд.
— Самую малость, — ответил Сильвестри. В сле–дующий момент он всадил нож в грудную клетку Реймонда и, удерживая его одной рукой, смотрел в его глаза до тех пор, пока в них не погасла последняя искорка жизни.
Чарли Саншайн затаился в темном углу под лестницей. На его руке был кастет, в кобуре на правой щиколотке ждал своего часа коротконосый револьвер, а на толстой цепи вокруг шеи висел закрытый нож с зазубренной верхней стороной лезвия. Дыхание вырывалось из его впалой груди болезненными толчками. Чарли до сих пор не пришел в себя после очередного приступа астмы. Правая часть его тела была туго забинтована, а под бинтами скрывались пятнадцать швов, которые пришлось накладывать после того, как Бен Мерфи полоснул его разбитой бутылкой. Рана заживала плохо.
Саншайн знал, что Бен припрятал деньги, доставшиеся ему в результате давнего ограбления, но не знал, куда именно и кому он их для этого передал. Однако Чарли было известно, что первым человеком, который вошел в бар после их с Беном потасовки, был бездомный мальчишка Фелипе Лопес. Этот парень время от времени помогал Бену по хозяйству, поэтому в том, что он заглянул в бар погожим летним утром, не было ничего странного. Было бы также логичным предположить, что через пару часов после этого он вышел оттуда — грязнее, чем прежде, но зато богаче на несколько долларов. Однако кое–кто шепнул Чарли, что мальчишка вышел из бара меньше чем через час после того, как вошел туда, за несколько минут до того, как раненого Мерфи забрала «Скорая помощь». Этого было вполне достаточно, чтобы в душе Чарли Саншайна зародились подозрения в отношении Фелипе. Он стал следить за каждым его шагом, пытаясь выяснить, не изменилось ли его поведение с того дня, когда он в последний раз наведался в бар, нет ли каких–нибудь признаков того, что мальчишка подобрался к главному призу.
Тот факт, что спустя пару дней парня заметили в компании копа, еще больше укрепило Чарли в его подозрениях. Этот коп был незнаком Саншайну. На улицах шептались, что он залетный, но Чарли не сомневался, что легавый каким–то образом подцепил мальчишку на крючок и намерен урвать свой кусок жирного пирога.
Устав стоять, Саншайн прислонился плечом к стене, и в этот момент хлопнула входная дверь. Он повернул голову в сторону темного коридора и увидел мальчика, присевшего в углу вестибюля и разрывающего целлофановую упаковку на сэндвиче с копченой колбасой и американским сыром. Саншайн подождал еще две минуты, и, убедившись, что, кроме них, в подъезде никого нет, вышел из темноты. Он возник словно из темного облака, бесшумно ступая мягкими кроссовками, и, приблизившись к мальчику, сказал:
— Не люблю кушать в одиночестве. Ты, я уверен, тоже.
Фелипе поднял голову, пытаясь не показать страх, растерянность и злость на самого себя за то, что позволил застать себя врасплох. Он всегда гордился своим умением предвидеть любую ситуацию, буквально кожей ощущать опасность и, таким образом, выживать в жестоких условиях бездомного существования.
Главным для этого было постоянно оставаться настороже и улавливать все сигналы, подаваемые враждебной окружающей средой.
— Нет, — ответил он сдержанным, без эмоций, тоном, — я люблю побыть один. Можно поразмыслить в тишине.
— Какой аппетитный у тебя сэндвич, — сказал Саншайн, обнажив в ухмылке желтые, крошащиеся зубы. — Он тебе, наверное, обошелся в целый бак пустых алюминиевых банок.
— Подумаешь, деньги! — беспечно откликнулся Фелипе, впившись зубами в сэндвич. — Есть–то все равно надо!
— И жить тоже, — добавил Чарли Саншайн. Сделав шаг вперед, он наклонился и навис над мальчиком зловещей тенью, заслонив от него единственный солнечный луч, падавший сквозь слепое оконце над дверью. — Так что давай, доедай свой сэндвич. Он слишком хорош, чтобы его выбрасывать. А пока будешь жевать, держи ушки на макушке и очень внимательно слушай то, что я тебе буду говорить. Врубился?