Ло Манто, не выпуская из поля зрения тощего, соскользнул со стула, схватил стол за две ножки и, перевернув его набок, обзавелся чем–то вроде щита из прочного пластика. Двое молодых полицейских, не сговариваясь, метнули в комнату шипящие дымовые шашки, а затем и сами ворвались в тесное помещение, нацелив пистолеты на троих гангстеров, ожесточенно стреляющих в стол, за которым укрылся Ло Манто. Сам он выхватил из–под куртки запасной 9‑миллиметровый пистолет и быстро выпустил в сторону стрелков три пули. Комнату заволокли клубы дыма. Ло Манто услышал, как двое гангстеров упали, а третьего оставил своим молодым коллегам. Остался только тощий. Он успел ретироваться в кухню и теперь перелезал через ажурные поручни балкона. Ло Манто отшвырнул стол в сторону, вошел в кухню и остановился возле балкона. Тощий уже висел с наружной стороны балкона, вцепившись в его чугунные перила. Пистолет торчал у него из–за пояса.
— Инспектор! — прокричал самый молодой из офицеров. — Двоих вы положили, третий — в наручниках!
— Ранены или мертвы? — не поворачивая головы, прокричал в ответ Ло Манто, глядя в глаза тощего.
— Один жив, — донеслось в ответ. — По крайней мере, пока.
— Вызовите «Скорую» и труповозку, — скомандовал Ло Манто, — а потом упакуйте арестованного — и глаз с него не сводить! А я еще пару минут побеседую со своим приятелем.
Ло Манто выглянул с балкона и оценил расстояние до асфальта.
— Три этажа, — сообщил он. — Перелом обеих ног тебе гарантирован — в лучшем случае. А если ты угодишь на провода или на кусты там, внизу, кто знает, что случится!
Тощий опустил взгляд вниз, а затем снова перевел его на Ло Манто.
— Помоги мне подняться, — выдавил он.
Ло Манто сунул пистолет за пояс и положил ладони на ограждение балкона.
— Ты знаешь, — сказал он, — я на самом деле дурачился. У тебя отличный кофе. Пойду–ка я налью себе еще чашечку. А ты, пока меня не будет, постарайся вспомнить интересующие меня имя и место.
— Помоги вылезти! — уже прохрипел тощий. Его пальцы, судорожно впившиеся ажурное ограждение балкона, начали дрожать.
Оказавшись на кухне, Ло Манто нашел чистую чашку и налил себе кофе. Вокруг него плавали облака дыма. Ло Манто посмотрел в сторону тощего, улыбнулся и спросил:
— А ты уверен, что у вас нет сахара?
Держа мать под руку, Ло Манто рядом с ней шел по заросшему буйной зеленью саду. Летняя растительность торжествовала, все вокруг цвело и благоухало. Апельсиновые и лимонные деревья, которые мать посадила четверть века назад, сразу после того, как переехала в двухэтажный каменный дом на неапольской Виа—Толедо из Нью—Йорка, уже достигли возраста зрелости и плодоносили. Анджела носилась с этим садом, как сверхзаботливая сестра–сиделка носится со своим больным подопечным. Джанкарло знал: таким способом мать пытается вытравить из души тяжелые воспоминания о прошлом, отдалиться на как можно большее расстояние от той бешеной круговерти, которую представляло собой ее существование в Нью—Йорке. За все годы, прошедшие с той поры, мать и сын во время своих частых и долгих совместных прогулок ни словом не обмолвились об их жизни в Америке. Все те, оставшиеся в прошлом годы были глубоко похоронены в земле, словно корни деревьев, выстроившихся вдоль садовой дорожки.
Анджела Ло Манто схоронила своего мужа на кладбище «Вудлон» дождливым вторничным утром и продолжала жить обычной на первый взгляд жизнью. А потом, ровно через шесть лет, неожиданно для всех продала все принадлежащее семье имущество, закрыла счет в банке и заказала три авиабилета до Рима: для себя, своего сына Джанкарло и дочери Виктории. От Рима они на поезде добрались до Неаполя и в течение первых трех месяцев жили у Марио, дяди матери, водителя трамвая и убежденного холостяка. Воспользовавшись своим врожденным кулинарным талантом, мать нанялась на работу в расположенную неподалеку булочную и с помощью денег, которые заняла у дальних родственников, в конечном итоге наскребла сумму, необходимую для приобретения в кредит дома на Виа—Толедо.
Период адаптации к новой жизни у Джанкарло и его сестры протекал по–разному, но мать отметала любые проявления недовольства решительным взмахом руки и энергичным пожатием плеч.
— Нечего психовать! — говорила она. — В жизни всякое бывает, а у вас, молодых, все еще впереди.
Ло Манто скучал по своим друзьям из Бронкса. Летом ему страстно не хватало телетрансляций бейсбольных матчей с участием любимых им «Янкиз», осенью — изумительного баскетбола «Ньюйоркцев», а в зимнюю пору, когда холодный ветер сдувал прохожих с тротуара, — потрясающей футбольной игры «Гигантов». Ему было нелегко оставить за спиной всю свою прошлую жизнь, но больше всего досаждала другая мысль: как, живя за тридевять земель от Америки, отомстить за смерть отца?
Однако со временем Джанкарло привык. Он на «отлично» закончил школу, поскольку, во–первых, итальянский язык с детства был для него родным, а во–вторых, неторопливая поступь общественного образования в Неаполе явно не поспевала за его бурным прогрессом школ Бронкса. Он научился получать удовольствие от накаленной атмосферы, царящей на футбольных матчах, воспринимая их как некую ускоренную разновидность бейсбола, у него появились новые друзья, обществом которых он наслаждался и которых ценил не меньше, чем оставшихся в Америке. Ему нравился темперамент жителей Неаполя и местная еда, ему нравилось слушать, как женщины, развешивая выстиранное белье, поют старинные баллады, прислушиваться к горячим политическим спорам мужчин, собирающихся в кафе после долгого рабочего дня. Люди на улицах этого — самого жестокого и самого бедного — города Италии были громкими, забавными и упрямыми.